Роберт Хайнлайн - Дорога славы [Дорога доблести]

Обеими руками я держал свои приказы и деньги, и билет Тотализатора, сложенный вместе с деньгами. Но ручка моя исчезла, а также сигареты, носовой платок и ронсовская зажигалка. Когда я ощутил призрачные пальцы на ремешке часов, я согласился на предложение фараона, что его кузен, человек честный, отвезет меня к пристани за определенную – и умеренную – плату.

«Кузен», как оказалось, как раз ехал за нами вдоль улицы. Полчаса спустя я был на борту корабля. Никогда мне не забыть Сингапур, один из самых поучительных городов.

ГЛАВА II

ДВА месяца спустя я был на Французской Ривьере. Отдел Крестной-Волшебницы охранял меня при переезде через Индийский океан, вверх по Красному морю вплоть до Неаполя. Я вел здоровый образ жизни, загорал и занимался физкультурой каждое утро, спал после полудня, вечером играя в покер.

На свете много людей, которые не знают шансов (слабых, но исчислимых) для улучшения покерной взятки при доборе карт, но горят желанием научиться. Когда мы добрались до Италии, у меня были отличный загар и кругленькая сумма на черный день.

В начале путешествия кто-то проигрался и захотел поставить на кон билет Тотализатора. После некоторых споров билеты Тотализатора стали валютой по цене номинала, 2,00 американских доллара за билет. Я закончил плавание с 53 билетами.

Чтобы попасть на самолет из Неаполя во Франкфурт, потребовались считанные часы. И тут Отдел Крестной-Волшебницы вернул меня Отделам Внезапной Атаки и Грубой Шутки.

Перед поездкой в Гейдельберг я смотался в Висбаден повидать маму, отчима и ребят – и обнаружил, что они только что уехали в Штаты для переезда на базу ВВС в Эльмендорф на Аляске.

Так что я отправился для обработки в Гейдельберг и стал осматривать городок, пока разматывалась бумажная волокита.

Симпатичный городишко – статный замок, хорошее пиво и БОЛЬШИЕ девочки с розовыми щечками и фигурой, как у бутылки Кока-Колы – да, это, похоже, было приятным местечком для получения диплома. Я начал справляться о комнатах и прочем и познакомился с молодым фрицем со studenten-фуражкой и несколькими шрамами на лице, не красивее моего – дело шло к лучшему.

Я обсудил свои планы с первым сержантом из временно расквартированной там роты.

Он покачал головой:

– Ах ты, бедняжка!

Почему? Никаких армейских пособий Гордону – я не был «ветераном».

Неважно, что шрам. Неважно, что я уложил в боях больше народу, чем поместится в… – в общем, неважно. Та заварушка не была войной, и Конгресс не утвердил проект закона, предоставляющий пособия для получения образования нам, «Военным Советникам».

Возможно, это была моя собственная ошибка. Всю мою жизнь были кругом «армейские пособия» – да я даже сидел на одной скамейке в химической лаборатории с ветераном, который учился в школе по Закону об Армии.

Тот отцовски настроенный сержант сказал:

– Не принимай это близко к сердцу, сынок. Езжай домой, устройся на работу, подожди годок. Примут они этот закон и включат твой год, почти наверняка. Ты молод.

Вот в таком положении и очутился я на Ривьере, штатский, пробующий на зубок Европу перед тем, как воспользоваться правом убраться восвояси. О Гейдельберге не могло быть и речи. Да, жалование, которое я не мог потратить в джунглях, плюс накопленные увольнительные, плюс мои выигрыши в покер, вместе составили сумму, на которой в Гейдельберге я продержался бы с годик. Но ее ничем нельзя было растянуть до диплома. Я рассчитывал на мифический «Закон об Армии» как на прожиточный минимум, а на свою наличность – как на запас.

Мой (измененный) план был очевиден. Рвануть домой прежде, чем разрешенный мне год истечет, – рвануть прежде, чем откроется школа. Использовать имеющиеся деньги как плату за жилье Тете и Дяде, проработать следующее лето и посмотреть, что подвернется. Поскольку призыв уже надо мной не висел, я мог отыскать какой-нибудь способ продержаться этот последний год, даже если не смог стать «Herr Doktor Гордон».

Однако занятия начнутся не раньше осени, а пока была весна. Я решительно намеревался поглядеть на Европу прежде, чем подставить свою шею под хомут; другой такой случай мне никогда не представится.

Для промедления была еще одна причина, билеты Тотализатора. Приближалось время жеребьевки лошадей.

Ирландский Тотализатор начинается, как лотерея. Сначала продают столько билетов, что ими можно оклеить большой Центральный вокзал. Ирландские больницы получают 25% и единственными наверняка выходят победителями. Незадолго до скачек проводится жеребьевка лошадей. Скажем, в список включается лошадей 20. Если на ваш билет не попадает какая-нибудь лошадь, то это туалетная бумага. (Ну, бывают небольшие утешительные призы.).

Но если вы сумели вытащить лошадь, вы еще не выиграли.

Некоторые лошади не выйдут на старт. Из тех, что выйдут, большинство скачет вслед за некоторыми. Однако любой билет, который вытягивает все равно какую лошадь, даже козу, которая едва способна доковылять до падка, внезапно приобретает стоимость в тысячи долларов в период между жеребьевкой и скачками. Сколько именно – зависит от того, насколько хороша лошадь. Но шансы высоки, случалось, что и худшая лошадь в заезде выигрывала.

У меня было 53 билета. Если хоть один из них вытягивал лошадь, я мог продать этот билет за сумму, достаточную для того, чтобы обеспечить себя в Гейдельберге на все время.

Так что я остался и поджидал жеребьевок.

Дорого жить в Европе необязательно. Молодежное общежитие и то роскошь для человека, выбравшегося из дебрей Юго-Восточной Азии, и даже Французская Ривьера обходится недорого, если подобраться к ней снизу. Я не задержался на La Promende des Anglais [10]; я получил в свое распоряжение крохотную комнатку двумя километрами вглубь от моря и четырьмя этажами выше, с правом пользоваться общим санузлом. В Ницце есть превосходные ночные клубы, однако постоянно их посещать необязательно, поскольку представления пляжной публики ничуть не хуже… и к тому же бесплатны. Я не представлял себе, каким высоким искусством может обладать танец с веерами, если бы не увидел, как молодая француженка умудрилась снять всю свою одежду и надеть бикини прямо на глазах у горожан, туристов, жандармов, собак – и у меня – и все это без грубых нарушений мягких французских mores [11], касающихся «непристойного обнажения». Разве лишь на мгновения.

Да, сэр, на Французской Ривьере есть чем заняться и что посмотреть, не тратя денег.

Пляжи там ужасные. Камень. Но любые камни лучше, чем трясина джунглей, и я надевал плавки, наслаждался представлениями среди публики и добавлял загару. Стояла весна, туристский сезон еще не начался, толпы не было, но было по-летнему тепло и сухо. Я валялся на солнце и ощущал себя счастливым. Всем моим состоянием был ящик в сейфе «Америкэн Экспресс» [12] и парижское издание нью-йоркской «Геральд Трибюн» и «Звезды и Полосы». Последние я частенько перелистывал, чтобы посмотреть, как власти предержащие расставляют фишки в мире, потом искал, что новенького в той невойне, из которой меня только что выпустили (о ней обычно вообще не упоминали, а нам-то говорили, что мы «спасаем цивилизацию»). Потом я принимался за дела поважнее, то есть просматривал новости Ирландского Тотализатора, да лелеял надежду, что «Звезды и Полосы» вдруг объявят все это дурным сном и мне в конце концов дадут право на льготы в получении образования.